Он родился в январе сорок пятого, через месяц потерял отца, а через два года – и мать, которая случайно подорвалась на мине. Как многие его сверстники, вырос в детдоме. После десятилетки отслужил в армии, попал в «Особый отдел» КГБ и закончил институт Военной контрразведки КГБ города Новосибирска.

Будучи курсантом, Зотов грезил о погонях, схватках с невидимым противником, но судьба, а точнее, начальство распорядилось по-другому. После окончания института его направили на стажировку, а затем на работу в «почтовый ящик». Через пять лет безупречной службы Дмитрия перебросили под Арзамас на радиоточку правительственной связи. Синие погоны пришлось сменить на черные, и для всех майор Зотов стал связистом. И лишь посвященные знали, что и радиоточка, и жилой городок, и расположившийся неподалеку небольшой заводик по производству химической продукции для народного хозяйства, и лагерь особого режима – все это камуфляж для подземного объекта, сверхсекретной лаборатории Комитета госбезопасности, которая значилась как в/ч 42127.

Сначала Дмитрию назначение понравилось: тихо, спокойно, двойной оклад, подчиненных не так много по сравнению с предыдущей работой. Но, вникнув в особенности научной деятельности некоторых лабораторий, Зотов был неприятно удивлен опытами, которые проводились под его неусыпным оком. Он не был наивным или слишком добрым и тем не менее не мог относиться ко многому из того, что узнал, без отвращения. Но служба есть служба, ее не выбирают, во всяком случае, простые смертные, и так как у майора не было покровителей наверху, он смиренно тащил свою лямку.

В скором времени служба превратилась в рутину и надоела до чертиков. Новых людей присылали крайне редко, периодические проверки бдительности личного состава проводились два раза в месяц и, постепенно набив оскомину, стали формальными. Чаще всего его можно было встретить либо в спортзале, либо в библиотеке, либо на стрельбище. Рыбалку Зотов терпеть не мог, так как не видел смысла в бесцельном созерцании поплавка и считал это занятие пустой тратой времени.

Семьи у Дмитрия не было. С женщинами ему не везло, и не то чтобы майор был стеснительным, но почему-то постоянно попадались не те – не «настоящие».

«Внешние» враги Зотова не беспокоили, во всяком случае, за время его службы ни один иностранный агент не проник на объект и даже не попытался сделать это. Так что жизнь у майора была спокойной и обеспеченной.

Полгода назад его непосредственный начальник погиб в автомобильной катастрофе. Через три месяца пришел рапорт о повышении Зотова в должности.

То ли из-за соседства концлагеря, то ли вследствие изолированности окружающей местности рабочие и служащие стали называть объект Зоной. Естественно, это название нигде в документах не значилось, но закрепилось основательно.

Не успел Дмитрий Николаевич подойти к штабу, как ему навстречу выбежал дежурный по батальону:

– Товарищ майор, докладывает старший лейтенант Михеев. У нас ЧП! Найден труп офицера охраны. Труп изуродован до неузнаваемости, но, судя по уцелевшей нагрудной нашивке, это лейтенант Макарин. Старший дежурный ждет вас в «центральной».

Через несколько минут, захватив чемоданчик криминалиста, Зотов уже спускался в штабной подвал, где находился центральный вход в секретные лаборатории.

Ответив на приветствие охраны, он подошел к массивным стальным дверям. Набрав на небольшом пульте личный код, Зотов подождал, пока двери медленно откроются, и вошел внутрь.

Центральный пост, на котором он оказался, представлял собой большой зал со встроенными в обшивочную панель телевизорами по одной из стен. Под видеоконтролем находился центральный вход в лабораторию, которая имела четыре автономных блока, расположенных на четырех подземных уровнях. Телекамеры были также установлены над кодированными входами в блоки, грузовым и аварийным выходами, находящимися один – на мнимом химзаводе, другой – на не менее мнимой радиоточке. Кроме того, камеры стояли в хозяйственных отсеках каждого блока.

Посредине центрального поста возвышался пульт управления системой жизнеобеспечения, контролем и сигнализацией. Пульт, контролируемый главным компьютером, входил в единую компьютерную систему. Днем в «центральной» несли службу офицер охраны и два диспетчера. После рабочего дня оставался только офицер, имеющий прямую связь со старшим дежурным, чей пост был расположен в штабе, начальником Зоны, начальником Особого отдела и директором лаборатории.

Когда Зотов вошел, лейтенант, понимая всю серьезность ситуации, вытянулся в струнку.

– Докладывайте, – приказал майор, пролистывая журнал приема и сдачи дежурств.

– Я, как всегда, заступил на смену в восемь ноль-ноль, – начал лейтенант. – Макарина на посту не было, и я решил, что он вышел по нужде. Через пять минут, проверив ванную комнату и туалет, я забеспокоился. Сообщив старшему дежурному об исчезновении и получив разрешение осмотреть лабораторию, я обнаружил Макарина в четырнадцатом секторе. Заблокировав дверь, я тут же сообщил об этом.

– Ты заметил там что-нибудь необычное?

– Только то, что уже сказал. Труп лейтенанта и в двух метрах от него – мертвый «экземпляр».

– Сейчас без четверти девять. Почему сразу не сообщили мне?

– Извините, товарищ майор, но старший дежурный приказал сначала найти лейтенанта.

– Начальнику Зоны сообщили?

Никак нет. Товарищ полковник на рыбалке, и машина за ним только что ушла.

Зотов на мгновение задумался, а затем решительно направился к лифту.

– Кстати, – сказал он уже в дверях. – Насколько я понимаю, о случившемся знаем только мы, поэтому не стоит расширять этот круг без моего ведома. Опечатайте магнитофонную запись ночных разговоров и доставьте в мой кабинет.

– Есть!

Позвав старшего дежурного, Зотов спустился на второй этаж и подошел к третьему отсеку четырнадцатого сектора.

Когда отпечатки пальцев с кнопок кодового замка были сняты, майор набрал шифр. Дверь бесшумно открылась и, пропустив офицеров, тут же захлопнулась. Автоматически включился свет. Зотов и капитан оказались в начале длинного коридора, по одну сторону которого располагались одиночные камеры, похожие на тюремные, но с одной лишь разницей: стена с дверью, выходившая в коридор, была сделана из прозрачного пуленепробиваемого пластика, причем прозрачного только со стороны коридора.

В камерах находились люди, на первый взгляд ничем не отличавшиеся от обычных, и лишь неподвижные, мертвые глаза говорили об их неполноценности. Все жизнеобеспечение заключенных, включая подачу еды, было автоматическим, что полностью исключало какое-либо общение с людьми. Это были зомби, которых здесь именовали «экземплярами».

В коридоре стояла зловещая тишина, так как стены были совершенно звуконепроницаемы. Труп лейтенанта офицеры увидели сразу. Растерзанное тело лежало напротив шестой камеры и напоминало кровавое месиво. Голова находилась чуть в стороне, соединяясь с телом лишь частью шейных мышц, словно ее выкручивали из плеч, как лампочку из патрона. Грудная клетка и живот были разодраны, из-под лохмотьев одежды торчали обломки ребер, куски мяса и внутренностей. Кишки, скрученные в клубок, валялись рядом, как будто убийца специально вытягивал их, наматывая на руку, а затем просто бросил возле тела.

Зотов не привык к таким зрелищам, и тошнота непроизвольно подступила к горлу. Он сглотнул и продолжил осмотр.

Убийца с застывшим в предсмертной судороге звериным оскалом лежал в камере, вытянув вперед руки со скрюченными окровавленными пальцами…

Звонок прозвучал так неожиданно и громко, что майор невольно вздрогнул.

«Нервы, Дмитрий, нервы. Что-то последнее время совсем плохим стал», – подумал он, открывая дверь и впуская двух врачей.

– Мне нужен подробный отчет о причинах смерти обоих, – обратился Зотов к доктору Можейко.

Когда место происшествия было сфотографировано, а трупы упакованы и вынесены из отсека, Дмитрий, оставшись один, снова открыл свой чемоданчик. Достав необходимые инструменты, он снял отпечатки пальцев с кнопок кодового замка в камеру.